Сергей Шаргунов
Война
Расцвела моя рана - молодой цветок,
упал я лицом на песок.
А они бежали дальше с лицами,
как с листьями.
И я сквозь сны
слышал, травы растут весны.
Однажды проснулся среди тепла,
и увидел, рана моя заросла
желтой кожей.
Шепнули: "Ты проболел всю весну.
Мы проиграли войну".
* * *
В магазинчике книжном
всяка книга - вампир.
Горло гложет и лижет,
чтобы я завопил.
Я кричать не сумею,
обескровлен и пуст,
обвиняем в измене -
не ценитель искусств!
В книге или на сайте
бриты ли волосаты
проживают писатели.
Это - дегенераты!
Убивает ли буква?
Да, она убивает.
Заберется по лбу к вам...
Убивает любая!
Убивают ли букву?
Всяка буква набухла.
Нашей кровью. Кусаете?
УБИВАЙТЕ ПИСАТЕЛЕЙ!
* * *
Когда все и так понятно,
это ли не везение
вместо людишек - пятна
видеть, теряя зрение.
Ей не нужна базука,
чтобы вас уничтожить.
Она и так близорука.
Снимет очки, все то же:
прохожих проходят роты,
у каждого рот и орган:
светящиеся пустоты,
морозильные камеры морга...
* * *
Синий пиджак я купил и надел,
Я отсекаю ненужных людей.
Кинут в могилу - засунут в карман...
Нужно ли видеть и нужно ль уметь?
В очи себе напускаю туман.
Я прохожу, культивируя смерть.
Люди условны и совы условны,
Рву я в себе бесполезные нити.
Связи условны (кроме любовной).
"Сволочь!" - скажите, если хотите.
Буду молчать, сексуален и туп,
НЕ ОТВЕЧАЮ - труп, труп, труп.
Цветник
"И сына своего не приголубит..."
Шарль Бодлер "Цветы Зла".
Умер мой папа Шарль.
Заплакала мама: "жаль"
Мой папочка Шарль Бодлер
дерьма отличный пример
Тихий час. Ком на теле.
Цветы зла
вырастают в комнате
из темного угла
Цветы - тупы,
их зло устарело,
и их шипы
актуальны трупу Бодлера
Мой родственник Шарль Бодлер
был склонен к тихому злу,
даже, когда я болел,
он порол меня в том углу
Папа-бомж, папа-милиционер
лучше чем папочка Шарль Бодлер!
Я в угол главою никнул,
папа шептал: "сынок",
с ухмылкою уголовника
он мял меня, как цветок,
порол меня тем ремнем,
что обвивал его туго,
мы были совсем втроем:
я, папа-поэт и угол...
Ремень не любил промашку,
я ненавижу ромашку...
"получай!"
...лилию, иван-чай
Умер папаша Шарль,
цветы испускают жар
Цветы не спускают глаз,
папа в гостях у нас
Мне жарко, мне жутко,
мне поет незабудка:
"Привет от папы Бодлера -
он в зверствах не знал барьера"
* * *
Умер мой старый сосед.
Тело несут осторожно.
Тушу я в комнате свет,
Гляжу я в окно: и что же?
Тело в материи белой.
Носилки. Улица. Снег.
Гляжу я в окно: в чем дело,
Сугроб или человек?
Нет, не мертвец под окнами -
Клумба из белых роз.
Все выглядят одинокими,
Кого забрал труповоз.
Победа
Победа - капризнейшая девчонка,
Груди торчком,
Она смеялась легко и звонко
Над дурачком.
Глаза ее, брови, ресницы, веки
Промчались вдаль.
И не догонишь ее вовеки,
Сиди - рыдай.
Сидеть на своем деревянном стуле,
Или - на пне?
Достал победу я меткой пулей,
Пуля - в спине.
Ее принесли бездыханной, мертвой
Под шум воронья.
Я улыбнулся, сделали фото:
ПОБЕДА И Я.
Я фото то поместил в газету,
На первой же полосе.
И вот - отныне в мою победу
Поверили все.
Болезнь
Я болен, я болен был,
и все мешало и звучало,
и каждый час в глазах рябил,
и строил рожи за плечами.
Жужжала кровь, звенел озноб,
болезнь шумела, как застолье.
И мнилось самый светлый сноп
крестьянин вяжет в летнем поле.
Домов далеких огоньки
дрожали рыбьими глазами,
гудели улицы, виски...
И в ясном поле сноп вязали.
И тихо таяли во мне,
и расползалися по венам
и это дерево в окне,
и этот стол, и эти стены.
* * *
Был недавно в силе,
а попал в тоску.
Словно потащили
голым по песку.
В этот час урочный
стал я не упрям.
Пусть меня волочат
сразу по камням.
В уши засвистела
подлая тоска.
Как башмак, слетела
в сторону щека.
А башка со стуком
следом за щекой
бегала, как сука/
сука за щенком.
* * *
Твое молодое блеянье,
хмельное от летних трав,
с минуту всего лелеял я -
уж ты унеслась стремглав!
Но, девочка моя жаркая,
дичайшая, о, коза,
подпрыгивая, пришаркивая,
ты скачешь ко мне назад!
Скользишь ты, подросток-девочка,
гримасы твои, как вихрь...
Вовек никуда не денешься
от жалобных губ твоих.
Зеленой растут осокою
три сотни тончайших вен.
Твоими сосками, соками
захвачен в жестокий плен.
Над нами взлетает улица,
в глазах твоих нежный срам.
Сейчас обниму, и чудится -
сломаешься пополам!
Китайская мелодия.
Расстрелянных
слышу я имена.
Растерянных
подняли во время сна.
В тюрьме, китайцев - японцы
вывели во двор,
и под восходящим солнцем
расстреляли в упор.
А перед смертью один китаец
не понимал, что такое,
стоял, едва просыпаясь,
и вдаль глядел беспокойно.
Вдали проплывали лодочки,
и становились точками,
узкие, как ладошки
жены и дочки.
Казалось, уже весна -
и река, похожая на
растение,
растет зелена.
Расстрелянных
слышу я имена.
* * *
Осени уздечка,
Белокурый мрак.
Вышел на крылечко
Маленький дурак.
Все стоит, не думая
В легком ветерке.
И ползет угрюмая
Вена по руке.
Далеко стремится
Длинная рука -
Там вдали водица,
Серая река.
Даже на крылечке
Слышен шум реки.
Словно бы овечки,
Пляшут мотыльки.
Мальчик вену взрежет,
Сразу, без труда.
Вместо крови прежней
Затечет вода.
Ветер в вену дунет,
Сад в нее врастет.
Что же ты в раздумье
Юный идиот?
Режь без сожалений
В молодой тоске.
Ты стоишь, как Ленин
На броневике!
Небо
В небе голуби белые.
Небо более белое,
Чем голубое.
Небо более голубое -
До боли.
Небо немо войною.
Небо больше военно,
Чем небо.
Только взрезано небо, как вены,
Весною.
Небо сизо у леса.
Небо более леса,
Чем небесно.
Небо более небесно -
До рези.
Небо течно у речки,
Небо более речки,
Чем небесно.
Небо более небесно -
До бездны.
Значит, весна воюет.
Небо более весенне,
Чем военно.
Небо более военно
Вечно.
В небе голуби белые.
Небо более белое,
Чем голубое.
Небо более голубое -
До боли.
Ночь
Раньше здесь - ветер, песок,
Половцы, бешенство лиц.
Нынче - окно, потолок,
Пол, скрип половиц...
Двор, собака и цепь,
А раньше - ветер в зрачок.
Ночь. Кажется, степь
Новой волной течет.
Или это урод,
Чей предок половцем был.
Проходит мимо ворот.
Мимо моей избы.
* * *
Девочка Даша
Нет тебя слаще,
Девочку нашу
Мальчик утащит.
Как на уступки
Идешь ты легонько!
Красные губки,
Речи ребенка...
Русая детка
Дышит несмело.
Голая ветка -
Голое тело.
Девочка Даша,
Девочка дышит.
Нет тебя краше,
Ледышка на крыше!
Ледышка сочится,
Смотрят мужчины.
Дашка-волчица
Меня утащила!
И под кусточком
В талом сугробе
Целую ночку
Игрались игрою.
Плен песок
Скосите голову, как сорняк,
найдется, небось, коса!
У глаз, как будто сплошной синяк -
синие небеса.
Зарыт басурманом по горло в песке,
и сделался сам песком -
песок завис на моей щеке,
и далеко мой дом.
Песок стекает вниз по усам,
как огненная вода -
и я устремляю взор к небесам,
именно туда.
Пускай снедает меня песок,
знаю, мой бедный взор
небо, скорое, как поток,
примчит на родимый двор.
Буду глядеть я с русских небес
на женушки милый лик,
на лик ее милый, который весь
в снежной дрожит пыли.
Туркам сладчайшая из забав -
зарыть в пустыне врага.
Пески скрипят на моих зубах,
а дома скрипят снега.
Шепчу: "Проклятый песок, пусти!" -
и чувствую черный страх.
Не кровь во мне уже шелестит -
песок в песочных часах.
* * *
Уходим в лес, задернув шторы.
Во мраке комнаты вдвоем.
О, как люблю я лисьи норы
В лукавом голосе твоем.
На утро надобно проститься,
Ты провожаешь подлеца.
И рот твой - алая лисица,
Лесная тварь. Лиса лица.
* * *
После нас - хоть потоп.
Не колюсь, не режусь -
Вечно в дураках,
Только чую нежность
К венам на руках.
Разом закатаю
Эти рукава.
Вена ледяная -
Длинная Нева.
Вена, что неярка,
Звонка и тонка -
Русская татарка,
Мать Москва-река.
Вот, как Волга, вена
Посреди руки -
Ветерки мгновенны,
Корабли легки.
Но в земле зароют,
Пробегут века,
Станут кости сродни
Горсточке песка.
Лишь одни останутся,
Молоды, нетленны,
Да еще растянутся
Голубые вены.
И пойдут побеги
Ручейков кругом,
А за ними реки,
А потоп потом.
* * *
Там за окном поют снега,
И вторит им борзая,
И поступь друга ли, врага -
Скрипит и исчезает.
А в полумгле, меж наших уст,
Украв у нас дыханье,
Растет зеленый, алый куст -
Не описать стихами.
И я слова твои сосу,
Все вздохи и зевоты,
Я долгий поцелуй несу.
Вот так в луга несут косу.
Несу, как красную лису
С охоты.
Суицид
Мы у смерти все -
Словно листья ветки.
Мы уместимся,
Прозрачные детки
В одном гробу,
На одной лужайке.
Относись как к рабу,
Я - как к хозяйке.
Вот, девочка-суицид,
И тьма у нее в бороде,
А брода, где стыд,
вы поняли это где
Где птицы поют с утра,
Где падают пчелы мглы,
Где выше - совсем жара,
а ниже - избы углы...
Выше - свирель мучений,
Ниже - пустая жуть,
Выше... Опять качели
уносят в постельный путь
Детка! Давай свой рот,
Сожрем тупые таблетки.
Мы сдохнем, как весь народ.
Мы - "народные детки".
* * *
Я солдат Аллаха
с пулей в голове,
я лечу без страха
в сладкой синеве.
Вот, заржав с опаской,
выбегает рана
из разбитой каски
в синеву тумана.
И в дороге к раю,
словно на коне,
я скачу на ране -
так быстрей вдвойне!
В синеве мерцающей,
как не озирай,
сто моих товарищей
все со мною в рай.
Поминайте плачем
мертвых сыновей.
Мы на ранах скачем,
каждый на своей.
Слышу каждый гордо
славится-поет:
"Прямо в сердце...", "в горло...",
"в легкое...", "в живот..."
А солдат престранный -
два раненья в лоб -
две запряг он раны,
и погнал в галоп.
Если не смертельно
ранен - и живешь,
не скули в постели,
все болезни - ложь.
Ведь мясцом упрямым,
как травой весны,
зарастают раны,
больше не видны.
Только ранам нашим
не исчезнуть ввек.
Мы на ранах пляшем,
их приятен бег.
Над живыми сверху
мчимся - и мечта:
поскорей бы въехать
в райские места.
* * *
Милая, будем слушать теперь,
слушать, как ходит время,
как где-то скрипнет от ветра дверь,
как легкий след оставляет зверь,
и зреет травинки семя
слушать земли задыханья и стон,
слышать, как падают птицы.
ветер повеет со всех сторон.
вижу в глазах твоих каждый сон,
который тебе приснится
руки твои, как ручьи с холма,
стекают к тебе на колени,
в глазах твоих бродит лесная тьма,
в глазах твоих бродят, сводя с ума,
волки. лисы. олени.
Монголия
Зубы выбиты у монгола,
Он сидит на сырой траве,
Тускло смотрит, и чей-то голос
Все звучит в его голове:
"Парень с девочкой - подлецы,
А монгол потерял резцы".
Да, зубов поломали пару
(Пару раз попадал в тюрьму),
Но при чем тут девчонка с парнем,
Не дается понять ему.
О, бессмысленна эта фраза,
Не сдержать азиатский нрав:
"Замолчи же скорей, зараза!" -
Он вскочил с азиатских трав.
Ходит он по сырому лугу,
Испугался, и спал с лица.
Та же фраза идет по кругу,
Повторяется без конца:
"Парень с девочкой - подлецы,
А монгол потерял резцы".
Эта фраза, как гость не званный
Забрела и осталась вдруг,
С этой фразой, как с горькой раной,
Покидает он мокрый луг.
Уж монгол испугался крепко,
Стал он дергать худым плечом:
"Что за парень и что за девка,
А резцы мои здесь причем?"
Вот по городу узкоглазый
Пробирается, и опять
Все стучит, не смолкая, фраза.
Он не в силах ее понять.
Покорившись тяжелой доли,
Полный странного торжества
Злому голосу тихо вторит,
Пусть смелеют теперь слова:
"Парень с девочкой - подлецы,
А монгол потерял резцы!"
* * *
Расцвела моя рана, как весеннее солнце.
Подбежали японцы и ослепли японцы.
Вы, кто любит восходы, что же, нет у вас силы
Любоваться на алое наше светило?
Моя рана горела, и лучи ее пели
Сквозь небесные тучи - сквозь обрывки шинели.
Но палили японцы, все от солнца в поту,
А в газетах чернело: "НАМИ СДАН ПОРТ-АРТУР".
* * *
Молодое слово: "Сука!",
Неродное слово: "Грудь!" -
И не вздоха, и не звука,
Ты ушла в далекий путь.
В парке сыро, стынет тело
Все в порезах маньяка,
Паренька давно заела
Сексуальность и тоска.
И в пятнадцать лет красивых
В парк уходит он с ножом.
Режет парень, изнасиловав,
Ваших мам и ваших жен.
* * *
"Дорогой наш дедушка, -
Говорили внуки, -
Никуда не денешься
Вроде бы от скуки".
И светло, и мило
Улыбнулся дед:
"Мне, ребята, было
Девятнадцать лет.
С деревянным стуком
Из тиши кармана
Полетела скука
В белизну тумана".
"Значит, можно, дедушка,
Убежать от скуки?"
Отвечает: "Где уж вам,
Дорогие внуки!"
Politics
Я в тоске, как в комнате,
Сохну взаперти.
Эй, охрана, полно те,
С миром отпусти!
А в ответ любезную
Слышу тишину.
И на стену лезу я -
Волком на луну.
Пол шагами мерю,
А потом с размаху -
Головой о дверь я,
Словно как о плаху.
В коридорчик вылетел,
Но ведут обратно
Злые повелители,
Тихие ребята.
Шутки неуместные
Повторились снова -
Вновь замки железные,
Крепкие засовы.
Но не сдамся барину
С горяча, да смолоду.
И в слезах зубами гну
Каждую щеколду.
Комната без окон.
В комнате темно.
Что же так жестоко -
Дали б хоть окно.
Чтобы прыгнул с воем
С высоты такой
В небо голубое,
Схожее с рекой.
* * *
Вся в строеньях столица -
То не Родина, нет.
А Россия - землица
И холодный рассвет.
Лай последней собаки
В самый серый денек.
И в лесном полумраке
Отсыревший пенек.
Скоро стану я строже,
И скуластей, и злей.
Мне дыханья дороже
Грязь лесов и полей.
Наши губы и лица
Отдаем мы врагам,
И могилок землицу,
И родные снега.
Мы сдаемся без боя,
Без окопов и вшей.
На презренье любое
Только смех до ушей.
Даже русскую осень,
Лета красного звон,
Как подарки, относим
Мы во вражий полон.
Тащит девка немая
Сны весенней поры...
И враги принимают
Дорогие дары.
Родина
Русская Родина -
Кровь изо рта.
Вот моя родинка,
А в ней темнота.
В этой темной точке
На левой руке -
Темные ночки,
Да плеск на реке.
Светлый юродивый,
Скрип шажка.
Вот моя Родина -
Вот моя рука!
Русских не убили вы,
Ваша удаль лжет.
Родина любимая
В родинках живет!
На руках, на ножках
Родинки поют,
Словно птички Божьи
На ветвях в раю.
Точно колокольчик,
Будит меня
Темная точка,
А в ней - моя родня.
Мертвые предки
Утром поют.
Это на ветке
Птички в раю!
По Э.По
Каркнул ворон "Нэвэр мор!"
Сквозь туманы, веки, ветви,
Сквозь оконное стекло,
Через шторы, мраки, ветошь
Смотрит прямо на чело.
Частый ветер, толстый ворон,
Сплю в звенящей тишине,
Птичий взгляд, убийцы, вора
Долго держится на мне.
Каркнул ворон, злая птаха,
Оторвав меня от снов,
Разорвав мне сердце страхом,
Каркнул ворон: "ШАРГУНОВ!"
* * *
Опаздываю я!
Срезая темноту!
Усмешку затая!
В густеющем поту!
Опаздывает день,
Опаздывает ночь.
Тупая дребедень
Решилась истолочь!
Опаздывает сон
На час, на два, на три.
Скачок, песок, газон -
Отходят корабли.
Отходят поезда,
Шатается вокзал,
И я бегу туда,
Куда я опоздал.
Опаздываю я,
Успеют подлецы
В зеленые края,
В далекие концы.